- Простите, девушка…
- Да, бабуль?
- Ты прости меня, старую. У нас с дедом сегодня золотая свадьба, а пенсия у нас маленькая… Ты не купишь мне тортик? Сухой, он тридцать два рубля стоит. Уж так деду захотелось тортика сегодня…
Бабулька тряслась и замучено заглядывала Кате в глаза.
- Конечно, бабуль, жди здесь.
Катя влетела в магазин, отстояла очередь и начала командовать продавщице:
- Так. Мне, пожалуйста, торт «Мишка на Севере», хлеб, полкило буженины, сыра упаковку, масло, икру…
Бабушка стояла на том же месте в переходе. Катя подошла к ней, всучила пакет:
- с праздником, бабуль! – Развернулась и помчалась вверх по ступенькам. Почему-то ей было стыдно и хотелось плакать.
- Дочка! Постой! Как зовут тебя, я за тебя свечку поставлю!
- Катя! Но я некрещеная – обернулась Катя.
- А это неважно, дочка. Бог – он все видит. Спасибо тебе, дочка… Дай тебе Бог здоровья, мужа хорошего…
- Да что вы, не за что… - Катя развернулась и поскакала вверх по ступеням. Ее лицо горело.
Вечером Катя поздно возвращалась домой. Ее каблуки звонко цокали на весь двор. Вдруг кусты впереди зашевелились и из них вылезло нечто пьяное мужеского пола. Нечто ухмыльнулось:
- Дееееевушка! Давайте познакомимся?
- Нет, спасибо. – ответила девушка и попыталась обойти пьяного.
- Этта почему эта нет? – Вдруг схватил ее за руку мужик.
- Отпустите мою руку – спокойно сказала Катя. Но внутри у нее все дрожало.
- Поцалуешь – отпущу. Иди сюда – схватил ее мужик и потянул к себе. От него мерзко пахло гнилью.
Мужик оказался очень сильным. Катя попыталась отпихнуть его, но он еще крепче перехватил ее руки.
- Пусти, гад!
- Иди сюда моя маленькая. Утютю.
Катя начала оглядываться в поисках подмоги, но во дворе никого не было. И вдруг она увидела в окне первого этажа мужчину, который спокойно смотрел на происходящее и курил.
- Помогите, мужчина!
Мужчина никак не прореагировал. Его лицо выражало лишь ту странную разновидность любопытства, которой больны лица прохожих, толпящихся над трупом сбитого пешехода на дороге. Пьянчуга проследил за Катиным взглядом и усмотрел в поведении зрителя одобрение.
- Ну че ты ломаешься? Че целку строишь? Ну иди сюда, лапушка… - и притянул ее к себе.
- Да как вы смеете? – Катя оторвалась от мужика и, размахнувшись, влепила ему пощечину.
- Ах ты так, сука? Нна! – мужик размахнулся и кулаком ударил Катю в лицо, сбив ее с ног. Мужчина в окне выбросил сигарету и скрылся, закрыв окно.
- Нна, сука, получи! – пьяный мужик начал со всей дури бить Катю ногами всюду, куда попадет.
- Помогите! Люди! Кто-нибудь… - всхлипнула Катя.
Поджав под себя ноги, она корчилась на асфальте, пытаясь хоть как-то прикрыться от ударов, которые наносил озверевший от праведного гнева алкаш. Он старался, он очень старался…
Кате было так больно, что новых ударов она уже не чувствовала. Глаза ее застила пелена, и она отключилась.
Где-то через полчаса во двор вошла компания молодежи. Ребята были навеселе – праздновали победу любимой футбольной команды.
- Ой, народ, гля – че это?
- Баба. Валяется. Пьяная штоль?
- Да не, ты смотри, вся в крови… да это девчонка, вообще. Бля!
Компания мигом протрезвела.
- Вован, ты в меде учился, пульс что ль померь, живая или мертвая?
Вован наклонился над телом девушки и положил руку на шею.
- Жива. Колян, звони в скорую.
- Але! Скорая?! Тут избитая девушка лежит, без сознания…Кто избил? Какая разница – человеку помощь нужна! Зачем милицию? Да мы тут при чем, мы ее просто нашли. Только что. Да мать вашу, едьте уже, она вся в крови… Адрес? Пишите…»
Скорая приехала через сорок минут. Катя очнулась и стонала от бол. Все лицо у нее было разбито, опухло, и только по одежде можно было догадаться, что это молодая девушка. Ребята сидели над ней, Вован держал ее за руку, и уговаривал:
- ну потерпи, миленькая, ну еще немного потерпи, сейчас скорая приедет…
А мужика в окне звали Геннадий. Было ему 35 лет от роду – самый обычный мужик, каких миллионы. Дом, работа, опостылевшая жена, сын-двоечник… Все как у всех. Вы спросите, кем надо быть, чтобы смотреть, как девушку избивают и не вмешаться? Надо быть просто Геннадием, каких миллионы. Лет двадцать назад, когда был молодой-горячий да неопытный, полез бы девушку защищать. А сейчас за Геннадием стояла тысячелетняя мудрость обывателей: «Не лезь в чужое дело», «Что я – самый крайний?» Психология эта вырабатывалась годами – случаем в армии, когда за стеной «деды» насмерть забили «духа» за какую-то смешную провинность, и ты понимал, что если сунешься – то лишь дюлей огребешь, потому что их – больше. Случаем в метро, когда четверо здоровых азеров окружили пожилую пару туристов – те оглядывались беспомощно, и все мужчины в вагоне прятали взгляд в пол или притворялись спящими. Ты хотел было пойти, но жена вцепилась и зашептала «Не ходи. Без нас разберутся». А потом ты стоял на похоронах младшего брата – Толиньки, который Вступился – и вот он результат – сияющий новизной гроб, за ночь поседевшая мать и ком в груди, который не дает вздохнуть вот уже столько лет… А главное – открытие – что нет никакого Бога, нет справедливости, нет никакого смысла высовываться и вести себя благородно. И вообще – никто никому ничего не должен. Не, ребята, я не самый крайний, мне больше всех не надо. Вам надо – вы и лезьте. Получайте свои ордена. Посмертно. А меня – увольте. Я еще пожить хочу. С этими мыслями Геннадий закрывал окно. После этого он подошел ко столу, налил себе водки, выпил, помянув брата. На душе скребли кошки. Ну ее, сама виновата – нефиг в короткой юбке по ночам шляться. – успокоил себя Гена и лег спать.
Во сне ему привиделось, что в его двор вошли пять странных существ – на лицах их были клоунские маски, а за спиной – серые крылья. Они бросились к лежащей на асфальте избитой девушке, окружили ее, начали суетиться… Один из них держал девушку за руку и шептал «Ну маленькая, хорошая, потерпи…» Девушку стонала. Вместо лица было одно кровавое месиво. Вдруг ее глаза открылись, она посмотрела на Геннадия и голосом Толиньки прошептала: «Что же ты, братишка?»
Геннадий проснулся в холодном поту. Оказалось, его разбудила сирена скорой помощи. Гена подошел к окну и увидел, как девушку грузят на носилках в машину, а вокруг носилок толпятся парни, все в одинаковых шарфах с эмблемой городской команды.
- Ну вот, я же говорил, без тебя обойдутся! – сказал вдруг чей-то бас прямо в левое ухо.
Гена обомлел. Уж чего с ним никогда не случалось – так это неполадок с головой. Друзья его некоторые кончили жизнь самоубийством, кто-то спился, кто-то подсел на наркоту, а Гена всегда гордился своим мощным психическим здоровьем. И тут на тебе! Геннадий прислушался, но вокруг стояла тишина. Он начал успокаиваться – мало ли что померещится! Да еще этот жуткий сон…
Чтобы разогнать дурные мысли, Гена залез в душ, хорошенько попарился под струей кипятка, и, когда наконец расслабился, лег в постель. Завтра – на работу, надо выспаться. Хорошо хоть, что жена с сыном на даче – можно разлечься на всю кровать, как он всегда любил. И, умиротворенный, Гена закрыл глаза. Сон понемногу начал накатывать на него.
- Спокойной ночи. Я теперь буду приглядывать за тобой, - вдруг услышал он спокойный и уверенный голос в левом ухе.
В эту ночь Гена так и не смог заснуть. Ему казалось, что тот, кто так «заботливо» пожелал ему сладких снов, ждет его во сне, и там-то он, Гена, будет абсолютно беззащитен…
Больше за ночь никакие голоса Гену не беспокоили. Наутро, обдумав все, как здравомыслящий человек, Гена решил пойти сдаваться. Психиатру. Где находился районный диспансер он знал – проходил там в свое время комиссию на водительские права.
Гена чисто выбрился, принял душ, взял паспорт и поехал в диспансер. Ему было страшно думать о том, что его ждет у врача. Но гораздо страшнее была перспектива остаться наедине с тем зловещим спокойным голосом…
От метро до диспансера нужно было еще долго идти. Геннадий брел под моросящим дождем, глядя под ноги, стараясь ни о чем не думать. Сердце его билось, как сумасшедшее.
Вдруг его окликнули по имени. Чей-то знакомый голос. Геннадий обернулся.
- Стася? Привет. А ты что тут делаешь?
Стася. Вдова его брата. Она так и не вышла замуж снова, растила двоих детей одна. Гена ей помогал, чем мог, и всегда удивлялся – при такой тяжелой жизни ее глаза всегда светились какой-то внутренней радостью. Даже на похоронах она не ревела по-бабски, а как-то странно смотрела на своего мужа в гробу, и что-то шептала. Если бы Гена не знал, какой это счастливый брак – он бы обязательно решил, что Стася – «веселая вдова» - многие, впрочем, так и решили. И отказались помогать, когда ее младший сын заболел белокровием. А Стася не менялась даже тогда, когда сынишка вдруг выздоровел, и враче всплеснули руками: «такого не бывает»… А Стася только улыбалась глазами, тихая и спокойная, как всегда.
- Геночка! Как давно мы не виделись! Здесь приход мой, я на службу иду. А ты здесь какими судьбами оказался?
Гена смутился. Захотелось выложить Стасе все как есть, но рассказывать о том, как он наблюдал в окне и не вмешался, было слишком страшно.
- Что с тобой, Ген?
- Да так, знаешь, неприятности на работе…
- Да? – Глаза Стаси пронзительно сверкнули. У Гены все сжалось с чувством, что она все-все про него знает. Гена опустил глаза и его лицо покрылось пунцовой краской. «Как у первоклассника» – подумал он.
- а ты на какую улицу идешь?
- на Н-скую
- ну что ж, нам по пути – Стася взяла его под руку, и они пошли вместе по улице.
Стася завела нейтральный разговор о семейных новостях, о детях, о здоровье родителей… За разговорами они дошли до церкви. У Гены почему-то вдруг на душе полегчало. Стася внезапно прекратила разговор и стала прощаться.
- Ну что ж, рада была тебя увидеть. А теперь мне – сюда…
Гене вдруг почему-то стало ясно, что если он сейчас расстанется с Стасей и пойдет, куда шел – произойдет нечто непоправимое. Он не знал, что – но произойдет обязательно.
- Стася… - запинаясь, промолвил он. – А можно… с тобой?..
- В церковь?
- Да
- Конечно! Только внутри разговаривать мы не сможем.
- Ничего, я так постою…
- Служба длинная…
- А что там?
- Сначала – исповедь, потом служба, после – причастие.
- Исповедь?А зачем она?
- Ты каешься в своих грехах перед свидетелем, которым является священник. А потом он читает молитву разрешительную, и Бог тебе грехи отпускает.
- Стась, ну мне-то понятно, а тебе-то в чем исповедаться? Какие у тебя грехи??
- нет безгрешных людей, Ген. У всех свои грехи.
- Стась, ну как ты можешь просить прощения у Бога, который у тебя мужа отнял? Это он перед тобой виноват, а не ты перед ним!
Стася вспыхнула:
- Не говори так! Бог мне мужа дал. И детей. И ничего не забирал. Может потом, однажды – ты поймешь, какую чушь сейчас сказал.
- Чушь? – вскипел Гена.
Стася развернулась и подошла к церкви, перекрестилась, поклонилась. Взявшись за ручку двери, она обернулась:
- ты идешь?
Гена замер. Зачем ему идти с ней? Сейчас? А с другой стороны – какая разница – к психиатру можно и попозже пойти. Гена сделал шаг вперед. Стася скрылась в дверях, Гена вошел за ней. Внутри в церкви было тепло и уютно. Гена удивился. Эта церковь была совсем не похожа на те помпезные соборы с куполами, в которые он ходил на экскурсии в свое время. Людей было немного, они стояли в очереди. Чуть поодаль стоял пожилой священник и, наклонившись, слушал какую-то бабульку. Та что-то шептала ему на ухо. Лицо священника выражало только сосредоточенное внимание и никаких эмоций. Бабка закончила шептать, наклонилась, священник накрыл ее куском своего одеяния, и начал что-то говорить, творя рукой крест. Старушка выпрямилась и отошла. Лицо у нее было какое-то радостное и немножко удивленное.
К священнику подошла женщна с суровым лицом, первая в очереди. И опять повторилось то же самое – шепот на ухо, наклон и выдох освобождения, еле заметный на непроницаемом лице этой женщины, но разница для Гены была очевидна.
- Вот оно как… - подумал про себя Гена. И вдруг неожиданно для самого себя – он подошел и встал в конец очереди. Последней в очереди до него была Стася. Она обернулась и вдруг просияла улыбкой. Как своему, как родному. И в этот момент что-то внутри стало на свое место. Что-то очень важное, потерявшееся внутри. Столько лет не знавшее покоя и без устали ноющее в груди…
Службу пришлось задержать – священник очень долго разговаривал с Геной. Геннадий выхватывал из души, из памяти всю грязь, всю мерзость, которая скопилась в нем и сжигала все эти годы. Он рассказал и про армию, и про аборты жены, и про случай в метро, и наконец – про ту девушку во дворе. На рассказ о голосе священник совершенно не удивился, а наоборот – улыбнулся и рассказал, что даже бесы – и те по попущению Божию нас мучают. И в то же время – ни один волос с головы человека без воли Божьей не упадет… И что-то еще.
Потом Гена наклонился, и над покрытой головой его батюшка прочел молитву. При этом священник с каждым тактом молитвы с силой постукивал Гене по голове. Как отец непутевого сына. И с каждым стуком вся боль, вся грязь как будто выходила, вытряхивалась изнутри и исчезала…